О богословии святителя Филарета, митрополита Московского
Мы отреклись от слова. Священное Божественное слово — слово, сотворившее вселенную, слово, подающее жизнь и мудрость, — это слово стало пустой игрушкой среди людей. И вот в ужасной безвестности «спасительное Слово Божие, рождаясь плотию, приходит посетить всю землю погибельную»[1]. Приходит для того, чтобы указать миру последнюю точку опоры — крест.
«Сии простертые руки объемлют и поддерживают мир над бездной, изрытой под ним его развратом»[2].
Несущий на себе тварь адамантовый мост слова Божия открывается и познается как крест воплотившегося Бога Слова. Соприкосновение Слова с бездною рождает крест. Крест ложится в основание мира, составляя его пространственные координаты, крестом время сопрягается с вечностью, «так как и мгновение смерти Богочеловека, по соприсутствию вечного Божества, равняется вечности». Крест есть образ существования Слова в мире, ибо «…вся жизнь Иисуса была единый крест; и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения оного… Божественное соединяется с человечеством, вечное с временным, всесовершенное с ограниченным, несозданное с своим созданием, самосущее с ничтожным: какой необозримый и непостижимый крест из сего уже слагается!»[3]. Крест есть божественный принцип мира и мера Церкви Христовой, крест есть голгофский жертвенник, на котором совершается вселенская божественная литургия, и «средоточие сотворенного бытия» вообще: Совершение искупления восполняет совершение творения. «Судьба мира висит на кресте»[4]. Крестом Бог нисходит до глубины адской бездны, и оттуда начинается восхождение человека к нетлению божественной жизни. Крест есть ключ Давидов, которым воскресший Христос отверзает ад и изводит осужденных, отверзает небо и вводит помилованных[5]. И потому крест неотделим от славы Христовой, крест следует «за Иисусом на самый Фавор, и слово крестное не разлучается от слова прославления»[6], и «сквозь язвы Распятого Христа струится свет бессмертия»[7].
Но кто распинает Христа? Воины творят чужую волю. Пилат умывает руки. Народ желал воцарения Иисуса. Первосвященники по закону не имеют власти казнить. Князь тьмы не смел распоряжаться и жизнью Иова. «Таким образом то, чего не хотели, не могли, не знали, пред целым светом совершилось теми самыми, которые не хотели, не могли, не знали»[8]. Ибо этот внешний Крест, «сложенный из вражды иудеев и буйства язычников», есть только земной образ таинственного креста небесного. Но имеющий очи видит «глубочайшее основание и первоначальный состав креста», и видит его — в любви. В конечном счете крест складывается «из любви Сына Божия ко всесвятому Отцу Своему и любви к человечеству согрешившему, одна другую пересекающих, и одна другой предержащихся, по-видимому разделяющих единое, но воистину соединяющих разделенное»[9].
Итак, крест есть любовь:
«Любовь Отца — распинающая.
Любовь Сына — распинаемая.
Любовь Духа — торжествующая силою крестной.
Тако возлюби Бог мир!» [10]
Путь нисхождения Бога в мир ведет от Фавора к Голгофе — путь твари на Фавор не может миновать голгофского восхождения. Впрочем, Голгофу и Фавор таинственно связывает воедино также слово — слово молитвы. Преображение Господне свершилось, когда Он молился: Бысть, егда моляшеся, — и Евангелист Лука обращает на это наше внимание, очевидно, именно для того, «…чтобы указать нам в молитве путь к свету Фаворскому, ключ тайн духовных, силу откровений Божественных»[11]. Но молитва эта была молитвою о кресте.
Иерей Павел Хондзинский
// Святитель Филарет (Дроздов), митрополит Московский: Избранные труды, письма, воспоминания. М.: ПСТБИ, 2003. С. 56—88.
[1] Свт. Филарет (Дроздов), митр. Московский и Коломенский. Сочинения [Сочинения Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи.]. Т.3. С.68. М., 1873-1885.
[2] Сочинения. Т.1. С.124.
[3] Сочинения. Т.1. С.33.
[4] Сочинения. Т.1. С.172.
[5] Сочинения. Т.5. С.489.
[6] Сочинения. Т.1. С.35.
[7] Сочинения. Т.4. С.343.
[8] Сочинения. Т.1. С.91.
[9] Сочинения. Т.1. С.93.
[10] Сочинения. Т.1. С.90.
[11] Сочинения. Т.1. С.100.